"Страшно ли было лететь на войну в Эфиопию? Сделать ничего нельзя было – меня призвали в армию. Уже удача, что не заслали в какой-нибудь учебный центр в Мары. Эфиопия – все-таки загранпоездка, возможность заработать. Возвращались в Москву с чеками, что-то покупали в "Березке". Два парня из нашего института до этого остались во Франции, попросили политического убежища. И хорошее распределение было закрыто. Армия и Эфиопия – это считалось "нормально". От такого не отказывались. К тому же, оформляли меня не туда, а в Ирак. Тогда совершенно спокойный. Собирался в Басру, чудесный город, который позже разбомбили. Мы продавали в Ирак оружие. Но началась война между Эфиопией и Сомали, я узнал об этом из программы "Время". Наутро в наших паспортах уже стояли эфиопские визы.
Но и это воспринималось как что-то кукольное. Я настолько уверовал, что не могу там погибнуть! Почему? Это же не имеет отношения к нашей стране. Смерть в Африке – слишком абсурдно! Тем более, наши военные специалисты были и в Эфиопии, и в Сомали, строили социализм. Брежнев три месяца выбирал – кто перспективнее? Решил – Эфиопия. Бросили все наше вооружение в Сомали, но прекратили поставлять запчасти. Постепенно те закончились. Советские военные советники сразу переехали в Эфиопию со всеми секретами.
Даже в самой Аддис-Абебе было опасно – шла гражданская война с так называемыми "анархистами". Вдобавок война с Эритреей, которая еще считалась частью Эфиопии. При всех бедах в центре города стояла гостиница "Хилтон". Можно было посещать бассейн. Откуда тебя отправляли в окоп, на передовую. Или в учебный центр. Где наши военные советники работали с израильскими летчиками, у которых было негласное сотрудничество с Эфиопией. Эфиопы – африканские евреи. Единственная страна в Африке, которая не была никогда ни под кем. Эти летчики – отличные ребята.
Первое проявление войны, которое увидел своими глазами? Снаряд попал в дзот. В нем пять эфиопов. Куски ног, рук, месиво из крови… Потом прислали из горьковского иняза Мишу Буланого. В их институте было так плохо, что за поездку на эфиопскую войну устраивали конкурс. Миша выиграл. Ночей пять провел у меня в Аддис-Абебе, уехал на фронт и тут же погиб, подорвавшись на бронетранспортере. Самая распространенная смерть. Был еще вариант погибнуть – углублялись в лес. Выдвижные сомалийские отряды захватывали, переправляли в Европу и демонстрировали: вот, смотрите, настоящие солдаты из СССР воюют на стороне Эфиопии. Кто-то организовывал побеги – как правило, ловили и расстреливали.
Момент самого большого страха на войне? Ехали на автобусе вдоль гор – вдруг из-за поворота бронетранспортер, которым управлял кубинец. Врезался в нас! Угол бронетранспортера дошел до середины салона. Покатились по склону. Понимаю – это всё! Смерть! Нас перебрасывало по салону, пока автобус не встал набок. Самое интересное – не пострадал никто. Только ссадины у нашего водителя. Второй эпизод – ехали по Аддис-Абебе. Выбежали люди. Непонятно, то ли "анархисты", то ли, наоборот, "анархистов" ловят. Открыли пальбу по нашему автобусу. Мы залегли, свистели пули, но водитель проскочил.
В Эфиопии люди умирали от голода прямо на улицах. В Аддис-Абебе сидит нищий. Даешь ему что-то – потом смотришь: а он мертвый! Были еще отдаленные районы, где сплошная засуха, еда не доходила вообще. А ночами – стрельба. Утром выходишь – в луже крови лежит парень. Начинаешь думать: что за режим вообще правит страной? Менгисту Хайле Мариам уверял, что идет к социализму. Видел ли его живьем? Вот вам история. Однажды оппозиция осадила президентский дворец. Я в то время работал с главным военным советником Чаплыгиным. Жил он при посольстве – в тот день единственный раз оставил меня у себя в номере. Жутковатый человек. Генерал старой закалки, с огромными бровями. Я мог переводить для него всю ночь какие-то уставы, он об этом знал – и наутро, видя, как засыпаю в машине, произносил: "Что, опять по девкам шлялся?!" А я 60 страниц за ночь перевел! Спал час на бильярдном столе! На завтрак генерал приготовил мне яичницу и помчались по пустынному городу к Менгисту. Автомат у водителя, у меня, генерал – с пистолетом наготове. Заехали во дворец через тайные ворота, по саду разгуливают страусы, стоят клетки со львами. А между ними залегли кубинские автоматчики… Мы поднялись к Менгисту. Вижу – у него трясутся руки. Генерал: "Менгисту, ты глава государства или мальчишка?! Соберись! Мы тебя не бросим. Вон кубинцы с автоматами…" В результате они с оппозицией покончили. На время.
С эфиопскими военными ладили всегда. Это высокообразованные люди. Учились в военных колледжах США, Англии. В гуманитарных науках превосходили наших, своих же советчиков. Другое дело, не так хорошо знали вооружение. Все прекрасно говорили по-английски. Я, беседуя с ними, забывал, что это африканцы. Чувствовал, что никакой они не социалистической ориентации. Сердцами остались кто в Штатах, кто в Англии. Годы спустя я уже работал в ТАСС. Вдруг новость: Менгисту уехал в ГДР, в его отсутствии подняли мятеж как раз эти генералы. Он вернулся – и всех расстрелял. Я читал на телетайпе "расстрельные" списки и вспоминал: у этого был на свадьбе дочери, вот мой приятель полковник Алемайо… Все до сих пор стоят у меня перед глазами! А Менгисту через два месяца оппозиция все ж смела. В Зимбабве ему дали политическое убежище.
Странные обычаи в Эфиопии? Очередной успех эфиопских войск – и Менгисту приглашает всех наших офицеров. Длинные деревянные столы, нарезано сырое мясо, рядом желтая медовуха. Пьется легко, но очень крепкая. Не будешь закусывать – упадешь через полчаса. А кроме этого мяса закусить нечем!
От малярии спасался джином. В комнатке, кроме меня, жили три человека, попали в провинциальный городок буквально на ночь. Вечером заглянул на день рождения к товарищу, выпил много джина. Те трое были трезвыми. Ночью набросились комары. Проснулись и видим, что вся стена в крови. Столько перебили этих комаров. Но ребята заболели малярией, я – нет. Хинин свое дело сделал.
Не видел в Африке места красивее, чем озеро с бегемотами. Поразило, что эфиопы их страшно боятся. Для меня бегемот был милым животным – а оказалось, это крайне неправильно с зоологической точки зрения: "Да он опаснее аллигатора! Подойдешь – сразу сожрет!" Но я и не подходил к озерам. Есть такая болезнь – шистоматоз. Особенные черви через пятки и стопы проникают в организм, всё сжирают изнутри. Лечение занимает 25 лет. А от желудочной амебы берегла переперченная еда… С чем намучался, так это с давлением. Там высота 2400 метров над уровнем моря. Головные боли дикие! В первый месяц стоял, переводил эфиопам – и рухнул. Отвезли в госпиталь нашего "Красного креста", говорят: "У вас такое давление, что даже говорить не будем". Но ничего – отлежался 5 дней, и все, акклиматизировался.
Был даже капитаном футбольной команды военных. Мы всегда обыгрывали команду посольства. Тут смотрю – раздевается за них кто-то знакомый-знакомый. Пригляделся – это ж Геннадий Еврюжихин, мой любимый футболист из московского "Динамо"! Он стал дипкурьером. Я играл центрального защитника – и врезал ему по ногам. Народ аплодирует: "Гена, вставай, это тебе не стадион "Динамо"! Здесь люди суровые!" Но посольство тогда у нас выиграло 3:1. С его помощью, конечно. После матча сидели, пили пиво. Еврюжихин рассказывал про судьбы футболистов "Динамо". Про Владимира Ларина с сумасшедшим ударом. Оказалось, Ларин к тому моменту спился…
Самый странный мой день рождения как раз случился в Эфиопии. Конец 70-х. Но еще удивительнее было справлять там Новый год. Разницы во времени нет. Аддис-Абеба на том же поясе, что и Москва. Представляешь, какой в Москве холод, а в Эфиопии в декабре – жара. Пальма вместо елки, гильзы висят, как игрушки… Вспоминаю и поражаюсь – как у нас было разбросано оружие, патроны. Никакого учета. Патронами играли в шашки. Сейчас кажется, что все это было не со мной. С подарками тоже странно. Охваченная войной Эфиопия. Но там продавалось то, чего в Москве не найти – джинсы, диски… Дарили какие-то офицерские поделки. Вырезали из дерева.
Эфиопы взяли наше вооружение. Переняли советскую структуру армии. Закупая вооружение, ты должен приобретать всю инфраструктуру, вплоть до туалета. Иначе в какой-то момент начнется нестыковка. Эфиопы взяли все, кроме формы: "Неудобная". Ходили в натовской. Жалею, что пришлось потом сдать. Я уже тогда был довольно крупный парень. Выбрал натовскую куртку. Сидит идеально. Смотрю – а размер-то указан: "S"! Small! Представляете себе стандарты НАТО? Еще жалко свой эфиопский орден "За мужество". Усыпан драгоценными камнями, а пересылали через наше министерство обороны. До многих этот орден не доехал. Кто-то носит сейчас, наверное. Я орден даже не видел. Из Эфиопии сообщили: "Ребята, вас наградили". Канул!
Вообще, мое хладнокровие – следствие фронтового опыта. Это философское восприятие было заложено в характере, но война усилила. Непоправима смерть, болезнь близких. Остальное – ерунда. Я легко отношусь к карьерным потерям. Была, например, программа "На футболе с Виктором Гусевым". Ее закрыли по объективным причинам – появились специализированные футбольные каналы. "Первый" из этой ниши решил уйти, отставив себе Олимпийские игры, чемпионаты мира и Европы. Вокруг ходили люди: "Давай, борись! Это же несправедливо!" Мне было обидно – но забыл мгновенно. Может, слабохарактерность? Но я думаю – философское отношение к жизни"
(c) Виктор Гусев
Виктор Гусев ведет репортаж с одного из матчей сборной России по футболу на стадионе "Лужники" в 2000 году.
